Тайна авторства «Конька-Горбунка» - «Новости дня»
Возможно ли, что Петр Ершов незаконно присвоил себе авторство детской сказки «Конек-Горбунок», и кто же написал ее на самом деле?
Вот и отгремели литавры в честь очередного –летия со дня рождения «юного гения» русской поэзии Петра Ершова. Как будто и не было 20-летней полемики по поводу авторства «Конька-горбунка», в том числе фильмов на TV и многочисленных статей в прессе и в интернете. Ну, что ж, попраздновали – пора и честь знать: праздник кончился – проблема осталась. О ней и поговорим.
Начнем с вопроса: а мог ли вообще Ершов написать эту гениальную сказку? То есть не скрывался ли под именем Ершова кто-то другой, какой-то гениальный автор?
Вопрос не праздный: возможно ли было 18-летнему студенту петербургского университета, до этого стихов не писавшему, сразу, без предварительной подготовки, так мастерски написать эту большую (более 2300 строк) стихотворную сказку.
У 18-летнего Пушкина таких мастеровитых стихов не было: все его лицейские стихи, даже впоследствии им отредактированные 7 раз (!), стихам «Конька-горбунка» уступают.
Но главный вопрос: куда делся этот исключительный талант Ершова после сказки? Я не знаю (а кто знает?) ни одной талантливой строчки Ершова, кроме стихов из «Конька-горбунка»; не потому ли его никто и не цитирует? Это исчезновение таланта совершенно необъяснимо, так же как и его возникновение.
Но особенно необъяснимо исчезновение чувства юмора, которым несомненно обладал автор «Конька-горбунка».
Остроумие – качество врожденное, или оно есть, или его нет. В воспоминаниях о Ершове его друзей-студентов нет ни слова о том, что Ершов был остроумен, что он удачно шутил или хотя бы отзывался на юмор; а вот в сказке он то и дело шутит и улыбается.
Ну, допустим, в момент создания «Горбунка» у него неожиданно прорезалось это самое чувство юмора; куда же оно потом делось? Из его последующей прозы и стихов, многочисленных писем, которые цитирует его друг и биограф Андрей Ярославцов, видно, что остроумие, присущее сказке, куда-то подевалось, пропало, и если автор сказки Ершов, то мы имеем дело с клиническим случаем.
Говорят – и некоторые пушкинисты (О.Мельник, Н.Тархова) и ершоведы (Т.Савченкова) говорят это всерьез, – что в истории мировой литературы бывали случаи, когда автор остался известен только одним своим произведением. И приводят примеры таких авторов: А.С.Грибоедов, Д.Дефо, И.Ф.Богданович, аббат Прево.
На первый взгляд аргумент серьезный, но при ближайшем рассмотрении факты такую аналогию опровергают.
Грибоедов писал пьесу три года, закончил в 29 (если не в 30) лет, а до «Горя от ума» написал несколько пьес, в соавторстве и переводных, и уровень этих драматургических опытов свидетельствует о явном таланте, со всеми характерными чертами, проявившимися в его главной комедии.
Вот отрывок из его ранней (1815) пьесы:
…Мне право, кажется, что вы больны – в жару,
Не сами ль ныне вы твердили поутру,
Чтоб одевалась я нарядней, выезжала,
Чтоб дарованьями не столь пренебрегала?
По воле вашей я за это принялась,
И вышло невпопад; как угодить на вас?
«Горю от ума» предшествовала огромная подготовительная работа; архив Грибоедова был уничтожен вместе с ним, остались только отрывки писавшейся им драмы «Грузинская ночь», по которым видно, что к моменту смерти (1829) он свой талант не утратил.
Даниэль Дефо написал «Робинзона Крузо» в 64, но и его «Молль Флендерс» (написана в 62) широко известна; из произведений Прево только в «Литпамятниках» у нас изданы «Манон Леско» (написана им в 36 лет) и «История современной гречанки» (написана в 43); Богданович написал «Душеньку» в 32, а до нее издал сборник лирических стихотворений «Лира» и поэму «Сугубое блаженство». И т.д.: талант не возникает в один миг, на пустом месте, из ничего, и в одночасье не исчезает неведомо куда.
А вот обнаруженные А.Лацисом факты. В пушкинской библиотеке книга «Конек-горбунок» стояла на полке среди анонимных и псевдонимных изданий. То есть Пушкин в 1834 году, когда ставил эту книгу на ее место, знал, что автор – не Ершов. Привожу также пушкинский рисунок, обнаруженный Лацисом:
На рисунке Пушкин изобразил себя в виде «Конька-горбунка» между двух коней (это изображение в пушкинистике так и атрибутируется: автопортрет в виде лошади); а что за лошадь справа? Эта взнузданная лошадь – «кобылица», которая и родила эту троицу: Пушкин нарисовал иллюстрацию к сказке, а чтобы мистификация не была сразу разгадана, спрятал рисунок на свободном месте черновика стихотворения 1825 г. «Андрей Шенье». То есть Пушкин был не только автором сказки, но и ее главным героем?
Мне могут возразить: это «косвенные улики». Согласен, но в литературных мистификациях, как правило, и не бывает прямых документальных свидетельств. Обычно прямые улики тщательно прячутся или уничтожаются: если бы имелась хотя бы одна такая улика, она бы уже давно была обнаружена, и мистификация была бы разгадана.
И все же предлагаю рассмотреть найденное мною доказательство пушкинского авторства сказки, основанное на трех документально зафиксированных двусмысленных фразах Пушкина, специально брошенных им в присутствии людей, которые, как он предполагал, за ним эти фразы запишут.
Аксиома: Пушкин был остроумцем, то есть мастером двусмысленностей.
Следствие: при анализе любой фразы Пушкина нужно учитывать все смыслы, допускаемые русской грамматикой.
Доказательство:
1-я фраза: «Вы и должны любить Сибирь: во-первых, это ваша родина, а во-вторых, Сибирь – страна умных людей». Пушкин знал, что Ершов ведет дневник, и в разговоре с ним, в одну из встреч у себя дома, сказал эту фразу, предполагая, что тот ее запишет. Так оно и было, но Ершов, воспроизводя ее, сказал своему приятелю, художнику Знаменскому (его воспоминания впервые были опубликованы в 1940 году в журнале «Сибирские огни»), что дневник он уничтожил в приступе «страшной хандры».
Он сказал также, что сначала обиделся и только потом понял, что Пушкин имел в виду декабристов. Но Пушкин в эту фразу вложил еще один смысл, который тогда не понял Ершов: Сибирь – страна умных людей, потому что там не было крепостного права. Пушкин не мог не иметь в виду этот факт, поскольку это был один из главных аргументов в тогдашних спорах по вопросу отмены крепостного права.
2-я фраза: «Этот Ершов владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком». Чтобы сказать это «под запись», Пушкин в Царском Селе подозвал к окну дома, в котором он заночевал, ехавшего рано утром на ученье лейб-гусара графа А.В.Васильева, про которого было известно, что он пишет стихи (хотя и не публикует их) и записывает за известными людьми. Фраза странная (а Пушкин сказал только ее),
Васильев ее записал в записную книжку, откуда она потом и попала в «Русский Архив» П.И.Бартенева. Учитывая, что Пушкин знал о сибирском происхождении Ершова (см. 1-ю фразу), смысл сказанного Пушкиным прямо противоположен тому, какой выводят из этой фразы пушкинисты, ершоведы и всевозможные музейные работники: «Этот Ершов никогда не владел и не владеет русским стихом».
3-я фраза: «Теперь этот род сочинений можно мне и оставить». Эта фраза была сказана в присутствии барона Е.Ф.Розена после чтения Ершовым первой части сказки, которое было инициировано Пушкиным.
Из опыта общения с бароном Пушкин понял, что у Розена цепкая память и что фраза эта будет им запомнена.. Розен повторил эту фразу Андрею Ярославцову, тот с нее начал свою книгу о Ершове, и с тех пор байка о том, как высоко ценил Пушкин Ершова, гуляет по трудам пушкинистов и ершоведов. Между тем, смысл сказанного Пушкиным и переданного нам через Розена: «Теперь, <когда мне удалось написать “Конька-горбунка”>, этот род сочинений можно мне и оставить».
Немедленно возникает множество вопросов: зачем Пушкину понадобилась эта мистификация? кто принимал в ней участие? почему пушкинисты не увидели, что это пушкинский текст? – и т.д. и т.п.
На все эти и другие вопросы ответы есть в моей статье «Сказка – ложь, да в ней намек», предваряющей восстановленный пушкинский текст (а Ершов, не понимая, что править Пушкина можно только испортив, в последнем прижизненном издании треть сказки отредактировал) в книге «Александр Пушкин. “Конек-горбунок”», 5 издание (М., КАЗАРОВ, 2017).
